Поэма М.А. Бутакова «Панорама»

В XIX веке в Красноярске была широко известна сатирическая поэма «Панорама», высмеивающая представителей «высшего света». В статье публикуется история расцвета рукописной литературы в Сибири и впервые полный текст поэмы.

Отсутствие в Красноярске местной издательской деятельности кроме «Енисейских губернских ведомостей» и одиночество немногочисленного образованного общества вызывали повышенный литературный интерес. Существование рукописных газет, журналов, «листков» для Сибири стало явлением распространенным. Создавались своеобразные «дневники» событий для узкого круга читателей с фактами личной и общественной жизни, включающие памфлеты, сатиру, курьезы, карикатуры и т.д. Рукописная, преимущественно сатирическая, литература имела в Красноярске давние корни, уходившие в 1760-е годы. Новый расцвет рукописной литературы в Сибири пришелся на середину XIX века.

В 1828 году, к 200-летнему юбилею образования Красноярска, местные поэты и прозаики – губернатор А.П. Степанов, чиновники И.Г. Родюков, И.И. Варлаков, И.М. Петров, А.К. Кузьмин из Минусинска и другие – издают один из первых альманахов в Сибири на местные темы – «Енисейский альманах».

Сборник красноярцев имел необыкновенный успех не только в Сибири, но и за ее пределами. На волне такого признания, местные литераторы задумали издавать художественно-литературный сборник «Красноярская литературная беседа» во главе с губернатором А.П. Степановым. Основателем «Беседы» стал экзекутор Енисейского губернского правления Владимир Игнатьевич Соколовский, известный поэт, оставивший свой след в истории отечественной словесности, с трагически сложившейся впоследствии судьбой. «Красноярская беседа» должна была освещать историю, быт, природу, людей Приенисейского края, проводить «занятия словесностью», избегая при этом «сатиры на личность». Основной девиз – «благопристойность во всех отношениях» .

Сборник, по одной версии, был запрещен правительством, которое еще не оправилось после восстания декабристов на Сенатской площади в декабре 1825 года. По другой версии, деятельность «Беседы» прекратили сами ее участники из-за опасности вызвать подозрение у властей (не исключено, что в Красноярске существовала масонская ложа).

Что касается рукописных произведений Енисейской губернии, то до наших дней дошла малая часть их. Возможно, это лишь вершина айсберга, утраченного со временем литературного наследия, или еще скрытого для исследователя. Широкую известность в Красноярске в 1856 году приобрела сатирическая поэма «Панорама» Михаила Александровича Бутакова с сатирой на обитателей «высшего света», которая рассорила его с городской знатью. «Панорама» вызвала широчайший интерес, расходилась многочисленными списками под разными названиями: «Красноярская панорама», «Панорама», «Панорама града Красноярского». В фондах Красноярского краевого краеведческого музея хранится фрагмент этого сочинения, два исписанных листа с оборотами, под названием «Панорама Красноярска: 1856 года». Поступила в фонды с архивом краеведа М.В. Красноженовой.

В предлагаемой читателю статье, впервые приводится полный текст «Панорамы», отрывок из которой публиковался несколько лет назад в сборнике «Город у Красного яра» . «Панорама» находится в фонде Никиты Виссарионовича Скорнякова в «Архиве города Енисейска». (Ф. 6. Оп. 1. Д. 51. Л. 1-20). Имя Скорнякова Н.В. (1840/1842-1917), енисейского уроженца, было довольно широко известно в губернии: купец 2-й гильдии, литератор, публицист, библиофил. После окончания Иркутской гимназии в 1860 году он вернулся в родной город, где вступил в должность учителя уездного училища. Помимо книжной торговли основал городскую библиотеку, бесплатную лечебницу; стал одним из организаторов Енисейского краеведческого музея в 1883 году, гласным городской думы с 1872 года. В конце XIX века переехал в Красноярск . Полностью сохранившаяся «Панорама» из архива енисейского собирателя является единственным в своем роде произведением, в котором откровенно и нелицеприятно высмеивались известные персоны красноярского городского общества.

Сравнивая время создания поэмы Бутакова, красноярский и енисейский варианты, возникает несоответствие датировок: первый обозначен 1856 годом, второй – 1855. Красноярский текст написан на больших фирменных листах старинной бумаги известной бумажной фабрики купца Н.А. Платунова в Лузинской волости Слободского уезда Вятской губернии с именной филигранью в верхнем левом углу, продукция которой имела хождение по всей России. На боковых краях листов сохранились коричневые плотные пятна с размытыми краями, напоминающие следы от воска свечи. Оба текста написаны старой орфографией, текст «Панорамы» Н.В. Скорнякова – на обычной бумаге небольшого формата, оформленной в виде небольшой тетради.

В фондах Государственного архива Красноярского края удалось найти существенное свидетельство, подтверждающее дату создания поэмы – 1856 год. У Бутакова в одном из четверостиший сочинения есть строки: «Взгляните, как легко, свободно танцует доктора жена»; указываемая дама – жена городского ветеринара Федора Ивановича Бострема, который также стал героем «Панорамы». По метрической книге церквей города Красноярска о заключении браков за 1856 год , сохранилась следующая запись: «25 мая Федор Иоанович Бострем, ветеринарный губернский врач, лютеранского вероисповедания, (венчается) первым браком с Елизаветой Васильевой, дочерью инспектора Енисейской врачебной управы статского советника Василия Антониева Попова, православного исповедания. Венчает красноярского Воскресенского собора священник Иоанн Рачковский. Поручитель по жениху: губернский секретарь Эдуард Георгиев Гарф (тоже герой поэмы – Т.К.) и лекарь Алексей Иоанов Вицин... По невесте: титулярный советник Вильгельм Фелицианов Вильямовский и командир баталиона, состоящий по армии майор, Алексей Павлов Суровцов». Таким образом, упоминаемая в поэме Елизавета Васильевна, стала женой Бострема в 1856 году. Поэтому и высказывается мнение, что «Панорама» была написана не в 1855 году, а в 1856. Датировка «Панорамы», сохранившаяся в архиве Н.В. Скорнякова, скорее всего, не точна.

А теперь обратимся к нашему сочинителю, бросившему вызов красноярскому «свету», высмеяв его пристрастия и вкусы, чем обеспечил себе широкую скандальную репутацию. Парадокс заключался в том, что язвительные насмешки и пикантные подробности достигали персонажей, в круг которых поэт был вхож, и с которыми его связывал довольно продолжительный красноярский период жизни и практическая деятельность. Вирши вряд ли сочинялись только для близкого круга, да и круг этот был весьма малочислен в уездном немноголюдном городе, скорее всего, «Панорама» должна была стать достоянием гласности, вызовом местному обществу.

Попробуем выяснить, что представляла собой личность нашего стихотворца. Оговоримся сразу, что сведения об авторе словесных карикатур немногочисленны. Михаил Александрович Бутаков (1822-1907), из дворян, родился в Петербургской губернии в семье Александра Николаевича Бутакова (1779-1845), генерал-майора, директора Департамента корабельных лесов, писателя и переводчика, одного из представителей известного рода потомственных моряков Бутаковых. В 1836 году его сын Михаил поступил в Морской кадетский корпус, откуда был выпущен через три года в чине мичмана. Через пять лет значится уже лейтенантом флота, командует прогулочными судами на Балтийском и Черноморском флоте при императорском дворе. 16 октября 1850 года увольняется от службы в гражданском чине коллежского асессора по «Табелю о рангах». И тут неожиданный поворот в судьбе: оставив в России, возможно, малолетнюю дочь Александру на попечение родных, в начале 1851 года, вместе с женой Александрой Петровной оказывается в Енисейской губернии. Какие житейские обстоятельства, в которых оказались Бутаковы, заставили их проделать столь дальний путь, и чем их могла привлечь российская окраина? Как бывший моряк оказался в не свойственной для него роли управляющего Петропавловским прииском у богатейшего семейства золотопромышленников Базилевских? Заметим, что безденежье и желание поправить «семейные обстоятельства» влекли в наши края в то время многих представителей европейской России: если не золотодобыча, то повышенные оклады и более скорое продвижение в чинах.

После выхода «Панорамы» М.А. Бутакова с язвительными монологами на представителей красноярской «элиты», достойную отповедь на его остроты смог дать самодеятельный поэт, красноярский золотопромышленник и купец 2-й гильдии Латкин Николай Васильевич (о котором подробнее скажем ниже) в своем также сатирическом стихотворении «Ответ читателя». Он прямо намекнул на причину появления Бутакова в Сибири – особая необходимость в средствах: «от деда посланный в край дальний для прокормления с семьей», «от дяди снова получает он деньги, с ними стол и дом»

И.Ф. Базилевский какое-то время служил при оренбургском генерал-губернаторе, в 1825 году женился на Варваре Петровне Ознобишевой, сестре известного общественного деятеля, писателя и поэта Д.П. Ознобишева, приданое которой и послужило для приумножения капитала. Оставив службу, наш «эльдорадец» пустился в золотопромышленные дела Восточной Сибири, заявив богатые Ольгинский и Отрадный прииски в енисейской тайге и получив свидетельство купца 1-й гильдии. В начале 1840-х годов Иван Федорович переселился в Петербург, а в Енисейскую губернию отправил младшего брата Виктора Федоровича в качестве приказчика по откупным делам и управляющего «благоприобретенным состоянием». Дела у братьев пошли успешно, в 1850-1860-е годы, помимо ранее заявленных, им принадлежали Викторовский, Варваринский, Петропавловский и другие прииски; менее 60 пудов золота в год предприниматели не добывали. Присовокупим еще к этому несколько приисков в Иркутской губернии и в Забайкалье .

Каким же образом переплелись судьбы отставного моряка и богатейших влиятельных предпринимателей? В Государственном архиве Красноярского края, в фонде золотопромышленников Базилевских под № 57, хранится письмо М.А. Бутакова к И.Ф. Базилевскому, датированное 26 мартом 1851 года, отправленное со станции Ужур Ачинского округа. В письме содержится полный отчет автора о фураже, забое скота, материальных затратах на Петропавловском прииске, куда Михаил Александрович прибыл 21 марта в качестве управляющего. Назначение его на эту должность состоялось 22 февраля 1850 года, так что собирался долго. По приезде он познакомился с компаньонами Базилевских по Петропавловскому прииску томским купцом З.М. Цибульским и С. Ерлыковым, выяснив, еще едучи, что часть денег для расчетов ими была присвоена, а за фураж компаньоны не всегда рассчитывались с крестьянами. Приисковые лошади оказались плохи, хороших животных Цибульский отправил на свой Спасский прииск. У М.А. Бутакова, по его словам, даже возникло сомнение, вступать ли в управление Петропавловским прииском при таком состоянии дел. Далее приводим фрагмент письма , благодаря которому удалось установить родство нашего поэта с Базилевскими:

Выясняем: бабушка Наталья Степановна – жена Федора Ивановича Базилевского, тетушка – жена его сына Ивана Федоровича. Содержание письма указывает на близкие родственные отношения автора «Панорамы» с известными в Сибири золотопромышленниками, однако пока эти сведения лишь тонкая наводка к дальнейшим поискам. Просмотрев все доступные сведения о семействе Базилевских, останавливаемся на жене М.А. Бутакова – Александре Петровне, урожденной Бирюковой. Возможно, эта фамилия что-то подскажет? Далее избавим нашего читателя от описания «путешествий» по семейным генеалогиям Бизилевских – Бирюковых, из которых выяснилось следующее: дочь Федора Ивановича Базилевского Мария Федоровна вышла замуж за дворянина Бирюкова Петра Степановича, в браке с которым родилась дочь Александра Петровна, будущая жена М.А. Бутакова. Таким образом, жена поэта – внучка Федора Ивановича Базилевского, а Иван Федорович – «дядюшка», которому она приходится племянницей. Оказалось, самое ближайшее родство.

Итак, в марте 1851 г. Михаил Александрович Бутаков прибыл на Петропавловский прииск, побывал в сборном пункте резиденций золотопромышленников «Ермаке», на правом берегу Енисея против села Назимовского (урочище Ермак в 180 верстах от Енисейска). Недалеко от «Ермака» находились служебные постройки Базилевских и их компаньона Н.И. Малевинского, затем прибыл в Енисейск. Здесь и произошла его встреча с Шумахером Петром Васильевичем, русским поэтом-сатириком, чьи обличительные, острозлободневные стихи ходили в списках по Сибири и не только. Забегая вперед, скажем: после выхода в отставку он служил на частной службе управляющим золотыми приисками Базилевских, Бенардаки и др. В указываемое время Петр Васильевич управлял прииском Отрадный Ф.И. Базиловского и его компаньона Малевинского, женатого на племяннице Федора Ивановича. В 1860 году Шумахер переедет в Иркутск, став чиновником особых поручений при генерал-губернаторе Восточной Сибири Н.Н. Муравьеве-Амурском. Общался с сосланными декабристами, а с И.И. Пущиным был дружен. Как шутил поверенный приисков Базилевских в Забайкалье И.Ф Буттац, Шумахер «получил место историографа при Иркутском дворе, однако может получить сильного врага в лице Д.И. Завалишина» , декабриста, критикующего методы управления Сибирью. После переезда в Иркутск, Шумахер много писал по истории Восточной Сибири; автор нескольких исторических очерков, позднее издаст два поэтических сборника: «Шутки последних лет» (Берлин. 1873) и «Стихи и песни» (М. 1902). В 1860-х годах предпримет длительное путешествие по Европе; лично знал Бальзака, Флобера, Гюго. В 1870-е годы переберется в Петербург, где будет слыть популярным чтецом. В Москве доживет свой век, закончит жизнь в странно-приемном доме 11 мая 1891 года.

А пока П.В. Шумахер радуется приезду и знакомству с М.А. Бутаковым, о чем и сообщает И.Ф. Базилевскому:

А далее происходят любопытные события. Первые месяцы 1852 года П.В. Шумахер проводит в Петербурге и Иркутске, где разбирается с какими-то приисковыми дрязгами, о чем и сообщает 17 апреля 1852 года в письме к И.Ф. Базилевскому. Однако дела по Петропавловскому и Крестовоздвиженскому приискам он, как пишет, поправил, хотя пришлось сесть на мель. Причина – неспешка Виктора Федоровича Базилевского (другой «дядюшка») с расплатой за расходы, пришлось занять деньги у золотопромышленника А.С. Баландина – три тысячи рублей. В Иркутске, что можно было, тоже сделал. 9 декабря 1852 года Иван Федорович пишет М.А. Бутакову, что нужно узнать все о Шумахере, вероятно, получив неблагоприятные слухи, порочащие его служащего. Речь в письме идет и о возможном увольнении Петра Васильевича. Базилевский пишет свое письмо столбиком в левой части листа, и просит начинать отвечать на этом же листке справа, для достоверности, вероятно, чтобы не было подмены. 15 января 1853 года, находясь в Енисейске, Михаил Александрович составляет ответ на нескольких страницах: Шумахер вреден для дел Базилевских. Самонадеян, положился на своих приказчиков и все им доверяет; в конторе 8 человек, но она всегда пуста. В делах Шумахера никто не хвалит, хотя любят его. Да и как не любить, в беседах он умен, остер, любезен, большой весельчак. Кормит хорошим ужином и поит шампанским. Все закупки заброшены, всем распоряжается доверенный, вор и плут, который уже обзавелся енотами и бобрами. Цены в Енисейске изумляют, приказчики разбалованы; сам Шумахер больше живет в Красноярске и в Иркутске. Волокита и гуляка. Содержит какую-то девицу, которую в Енисейске прозвали «мамашей». Редкий день проходит без шампанского. А сам заводила громогласно оправдывается, что высылка денег на прииск идет несвоевременная . Как объяснить поступок Бутакова? Природа человеческая переменчива. Возможно, поэт завидовал таланту, удачливости Шумахера, с какой легкостью тот относится к бытию. Во всяком случае, Михаил Александрович даже не скрывает острую неприязнь к своему соседу по приискам.

Далее следует история еще более занимательная. Письмо М.А. Бутакова к «дядюшке» попадает в руки некоему Лейбе Зеликсону, которому Иван Федорович поручил приглядеться и к «племяннику». Зеликсон делает карандашные правки в тексте письма Михаила Александровича и небольшую приписку в конце его:

В конце 1830-х годов центр добычи золота в Сибири смещается в северную систему Енисейского округа. Еще задолго до приезда М.А. Бутакова в губернию, летом 1846 года поисковая партия во главе с Рафаилом Черносвитовым на реке Огне открыла прииск, получивший название Черносвитовского. Однако заявка на прииск за ним местными властями закреплена не была. В дело вмешались российские претенденты на богатые золотом земли, подав заявки на весь бассейн реки Огне и прилегающие к ней территории. В феврале 1847 года Черносвитов пустился в длительное путешествие в Петербург и Москву для улаживания дел, откуда вернулся ни с чем. Через год сызнова отправился в Петербург, прожил в нем всю зиму, добившись разрешения на разработку золотосодержащей площади у претендентки – княгини С.А. Мадатовой. Вернуться ему в Сибирь было не суждено. По дороге золотоискателя арестовали по делу петрашевцев (М.В. Петрашевский, русский социал-демократ, руководитель кружка петрашевцев – Т.К.), доставили в Петербург, приговорив к тюремному заключению в крепости, во время которого сиделец изобрел летательный аппарат, был амнистирован в 1858 году .

Дальше дело, вероятно, решилось следующим образом: Мадатова является владелицей основных паев Черносвитовского прииска, И.Ф. Базилевский и Н.В. Латкин, купец 1-ой гильдии и золотопромышленник, компаньоны. Около 1854 года Базилевский передает свои паи в Петропавловском прииске Латкину, а последний – свои паи в Черносвитовском прииске Ивану Федоровичу. Не удалось установить, каким образом задействован был здесь Бутаков, возможно, временно-управляющим нового прииска. Вскоре начались раздоры, связанные с расчетами по содержанию прииска и рабочих. Базилевский заявил, что Латкин никакого капитала на разработку в 1854 году Черносвитовского прииска не вкладывал, а потому несправедливо получил деньги за золото. В октябре работа на прииске приостанавливается . 1 ноября 1854 года М.А. Бутаков пишет А. Саблукову (имел какое-то отношение к золотодобыче), что ничего не может сказать о Черносвитовском и Петропавловском приисках, так как ими распоряжаются Н.В. Латкин и главно-управляющий делами Базилевского отставной статский советник Крыловский.

Таким образом, выясняется, что в 1854 году И.Ф. Базилевский все дела М.А. Бутакова по Черносвитовскому прииску передает Крыловскому. 3 ноября 1855 года он пишет письмо Михаилу Александровичу, с явным раздражением отзываясь о деятельности «племянника». Уточнить детали не можем, письма золотопромышленника в архиве нет. 20 декабря того же года Бутаков отправляет не менее резкий ответ, обвиняя Базилевского в запутанных денежных расчетах, о чем известно на всех приисках. Енисейская и красноярская полиции завалены исками с требованием разобраться с платежами. Иван Федорович, судя по ответу, ставит в вину Бутакову то, что он не перевез тяжелое приисковое имущество Н.В. Латкина на Черносвитовский прииск. Обвиняемый заявляет, что такое перемещение совершается в зимнее время, а не летом по грязи: «за 6000 верст нельзя себе составить верного и ясного понятия» о делах. А так как Бутаков все дела передал Крыловскому, то тот и должен был перевезти тяжести. Верно, Крыловский и настроил Базилевского против автора письма, несправедливо требуя с него приисковые деньги. К тому же, так называемые «агенты» (служащие) «наплели невесть что», чтобы опорочить Михаила Александровича. Не перевезенное приисковое имущество так и осталось на Александровском прииске К 0 Латкина и княгини Трубецкой (Екатерина Ивановна, жена декабриста С.Г. Трубецкого, имевшая паи в сибирских приисках). Сам же Базилевский, по слухам, каждому встречному поносит Бутакова, называя его мошенником и подлецом, заявляя, что он выдал Латкину фальшивые квитанции. Автор письма подчеркивает, что находится на службе у «дядюшки» четыре года, и за это время не получал от него жалования, не говоря уже о процентах . Так ли все было на самом деле? Н.В Латкин в своем «Ответе читателя» пишет, что Бутаков «дела, как водится, расстроил», «ему тайга не благодеет», и желание отправиться из Красноярска в очередной раз на прииски его совсем не привлекает.

Драгоценный металл оказался важнейшим из ископаемых богатств Енисейской губернии в ХIХ веке. Жажда легкой наживы захватила тогда многих желающих. По словам ссыльного народника и этнографа С.Л. Чудновского, «на почве, подготовленной золотопромышленностью, не могло произрасти ничего… кроме бесшабашного хищничества». А писатель и владелец приисков В.Д. Скарятин отозвался весьма образно:

Чем кончился указываемый выше скандал, примирением или полным разрывом, не установлено, как и о дальнейшей службе М.А. Бутакова. Михаил Александрович мог стать управляющим у другого брата – Виктора Федоровича Базилевского, также известного золотопромышленника в Енисейской губернии. Людям, знавшим братьев Базилевских, было хорошо известно, что те не ладили между собой. Далее узнаем, что 1 января 1860 г. уполномоченный по делам вдовы Ольги Вильгельмовны Базилевской (жена Виктора Федоровича) коллежский ассесор М.А. Бутаков был уполномочен поверенным вдовы О.В. Базилевской фон Мейером, что он, Бутаков, постарается сдать в арендное содержание прииски О.В. Базилевской, проживающей во Франции. На основании чего, Бутаков сдает в аренду отставному горному инженеру И.И. Коновалову (наш знакомый по статье «Забытый поэт» в рубрике «Былое») в арендное содержание бывший Петропавловский прииск в Енисейском округе Анциферовской волости. Кстати, О.В. Базилевская в Красноярске была очень дружна с семейством декабриста В.Л. Давыдова, и в 1949 году повезла его сына Льва в кадетский корпус.

Чета Бутаковых задержалась в Красноярске на несколько лет. По исповедным росписям Воскресенского собора (на то время кафедральный собор) за 1860 год, М.А. Бутакову 38 лет, Александре Петровне – 33; впервые упоминаются их дети: Александр – 8 лет, Петр – 7, Федор – 6, Сергей – 4 (трое станут морскими офицерами), Александра – 10, Мария – 3. Вероятно, в начале 1860-х годов, Бутаковы выехали из Красноярска в европейскую часть России. Политковская Варвара Ивановна, жена бывшего председателя казенной палаты в Красноярске, писала из Петербурга в 1869 году городскому протоиерею В.Д. Касьянову о получении письма от А.П. Бутаковой, которая пишет, что один сын учится в морском кадетском корпусе, трое остальных мальчиков находятся в Смоленске (у родственников или с родителями). За годы жизни в Сибири, отметился наш поэт и на лоне благотворительной деятельности: с 1856 года состоял почетным смотрителем Красноярского уездного училища, с 1863 года – один из директоров губернского Комитета попечительного общества о тюрьмах. В числе красноярских благотворителей жертвовал в канун праздников Пасхи средства в помощь беднейшим жителям города. Из Сибири семейство выехало далеко не бедное. Как свидетельствовал Н.В. Латкин в своем «Очерке Северной и Южной систем золотых промыслов Енисейского округа» , «по богатству содержания (золота) следует упомянуть о Благодатном прииске К 0 Бутакова, который ныне принадлежит Рязанову, на нем добыто золота до 1864 г. 87 ¼ пудов».

Красноярский мещанин Ф.И. Парфентьев, известный впоследствии как автор уникальных воспоминаний, в своем дневнике указывал на М.А. Бутакова: «…известный красноярский поэт, золотопромышленник, отставной флота капитан Бутаков, богатый и сильный по связям…» и далее приводит фрагмент из «Панорамы». Там же летописец припоминает четверостишие, написанное Михаилом Александровичем, на прибытие в губернию первого военного губернатора Красноярска и енисейского гражданского губернатора генерал-майора П.Н. Замятнина:

Еще одно свидетельству того, что Бутаков слыл в городе известным стихотворцем и был на слуху у красноярского общества; в городе совершенно обжился, став скоро известным в местном обществе своей биографией, положением, светскостью.

Также по прихоти своей меняет и жизненные ситуации своих героев, в уверенности, что его «насмешливые» пассажи станут «достоянием» тех, кому они адресуются. И ведь некоторые «униженные» простили ему колкости. На старой фотографии, снятой с дагерротипа в конце 1850-х – начале 1860-х, представлена группа лиц, среди которых присутствует М.А. Бутаков с женой, и осмеянные им в «Панораме» дамы: Лидия Родственная (в замуж. Шанявская) и Анна Куртукова. У последней, названной поэтом «тирольской коровой», Михаил Александрович был поручителем при венчании ее дочери Анны Петровны Куртуковой в год написания «Панорамы».

Откуда у молодого человека такой тон поведения, столько независимости, дерзости? Напомним, что блестящий морской офицер с известными дворянскими корнями был вынужден отправиться по семейным обстоятельствам в Сибирь, которая вряд ли привлекала его, как и красноярское общество. Напомним отзыв летописца Ф.И. Парфентьева о Бутакове: «…богатый и сильный по связям» . В Красноярске, не считая нескольких поездок в Россию, проживал «дядюшка» Виктор Федорович Базилевский, имевший большое влияние в городе, женатый на Ольге Вильгельмовне, дочери бывшего генерал-губернатора Восточной Сибири В.Я. Руперта (в 1837-1847 гг.). Ее родная сестра Елена Вильгельмовна была замужем за енисейским губернатором Василием Кирилловичем Падалкой в 1845-1861 гг. Таким образом, тот и другой самые могущественные на то время покровители и родственники Михаила Александровича в Красноярске. Не будет ошибкой причислить М.А. Бутакова к так называемой дворянской фронде, то есть ограниченному обществу людей, как правило, хорошо образованных. Предпочитали охранять свою частную жизнь от чужаков и пренебрегали окружающими, которые не удовлетворяли их «умственное довольствие».

Наконец, мы добрались до самой «Панорамы». И будем надеяться, уважаемый читатель, что чтение ее окажется весьма увлекательным.

Стиль сохраняется

На первом плане панорамы

Должно б начальство поместить,

Но выше всех, конечно, дамы,

О них и будем говорить.

Я разумею в слове дамы

Весь вообще прекрасный пол.

Нам наносящих в сердце раны

И нас врачующих средь зол.

О ком же скажем мы, во-первых,

И где всё общество найдем?

Здесь всё на партиях отдельных,

Всех вместе мы не соберем.

Живут здесь как-то дико, странно,

У каждого есть свой кружок,

Все чванятся и презабавно

Все задирают вверх носок.

Сказать по правде, здесь скучненько,

Сидят все по своим углам,

Когда ж сберётся пять-шесть дам

Займутся сплетнями маленько.

От скуки утром полетят

По лавкам поглядеть товары,

Потом обедают, потом все спят,

Потом катаются, и самовары,

Их дома ждут уже давно,

Давно мужья от нетерпенья,

Глядят на улицу в окно,

И жаждут чая появленья.

Во время лета, вечерками,

Сбираются в публичный сад ,

Куда манит народ толпами

Хор музыкантов из солдат .

Там все гуляют чинно, важно,

Все как убитыя молчат.

И только изредка отважно,

Косясь друг на друга, глядят.

А молодежь повеселиться

Давно в беседку забралась.

Где Кандауров суетится.

Чтобы кадрилька набралась.

И вот кадриль кой– как склеилась,

Гремит турецкий барабан.

Пять, шесть детей плясать пустились

За недостатком взрослых дам.

Зимой здесь иначе бывает,

И веселей, как говорят,

Потанцовать, кто замышляет

Не разоряясь на наряд,

Тот едет в середу в собранье

Семейный вечер провести,

Там блонды и цветы в изгнанье,

Там роскошь бальная, прости!

Там никому нет принужденья

В различных бальных пустяках,

Там кавалеры без стесненья

Являться могут в портуках .

И все танцуют, веселятся,

Да так танцуют, что беда!

Подчас нельзя не посмеяться

Увидеть встретите когда.

Как грех мантильей прикрывая,

Иная будущая мать,

Всю тягость бремя презирая,

Кадриль пускается плясать.

Рассказ я слышал презабавный,

Что раз во время середы,

Уже готов был тост заздравный

В собранье праздновать роды.

Но обойдёмте же собранье,

Посмотрим весь порядок в нём:

Вот зал, из зала обонянье

Ведёт в буфет прямым путем,

А по дороге до буфета

Две комнаты пройдете вы –

В одной журналы иль газета

Санкт– Петербурга и Москвы.

В другой бильярд и дым табачный,

А дальше в комнате в углу

Идет бостон и шум там страшный,

Беда и пальцам и столу!

Ремец (Ремиз) тревоги всей причиной,

Однако пусть они шумят.

А мы пройдемте до гостиной

Взглянуть на дам, на их наряд.

На все, что видеть там доступно,

Конечно, дальше не пойдем,

Хотя бы сам Амур преступный

Известным лишь ему путём.

Все будуары посещая,

И нас туда же стал бы звать,

Туда, наряд где поправляя,

Порою должно раскрывать

Или роскошный дар природы –

Красу девичьих юных дней,

Или затеи нашей моды

Корсетом обмануть людей!

Но я желал бы быть в уборной,

Чтоб невидимкой наблюдать,

Когда вбегут туда проворно

Малютке - ножку обувать.

На стул шалунью приподымут,

Чулочик вытянуть плотней,

Плотней подвязкою обнимут,

И ножке маленькой своей

Преплутовски и прелукаво

Улыбку счастья подарят.

О! Если б мог иметь я право

В тот миг на ножку бросить взгляд,

Я все бы помнил эту ножку,

Весь век о ней бы я мечтал,

И за ея башмачок – крошку

Я б много, очень много дал!

Конечно, женщины умеют

Полускрывая раскрывать,

Всё, что роскошнаго имеют

И чем нас могут обольщать.

Но ножки – тут статья другая,

Ее нельзя полураскрыть,

Обманет ножка вас иная,

Сумеет голову вскружить.

Ох, виноват я, заболтался,

Мечте о ножке предался,

А вечер уж давно начался,

Давно звук вальса раздался.

За стол садится губернатор ,

Несут и карты и мелок,

Вот и Скворцов, наш оператор ,

Ползет смиренно в уголок.

Окончен вальс, в ладоши громко

Дежурный хлопнул старшина,

«Играй кадриль!» – кричит он громко,

И снова танцам жизнь дана.

Теперь позвольте же, читатель,

Мне в лицах всех вас описать,

И да простит мне мой Создатель,

Что буду ближних осуждать!

Но осуждать не всех я буду,

Иным хвала, восторг и честь,

Я справедливость не забуду

И изгоню из рифмы лесть.

Вот дочь Сокальского Людмила ,

Сердца желая побеждать,

Кусок лент газовых купила,

Чтоб больше бантов навязать.

Взяла лорнет, чуб кверху взбила,

(Она острижена была),

Рябинки пудрой залепила,

И, вздернув носик, в зал вошла.

Как всё сидит на ней просторно,

Не давит грудь ея корсет,

Соблазна много в ней бесспорно

Зато приличья вовсе нет!

Находят, что она кокетка,

И что в душе она актёр,

Нет, это чистая гризетка!

Великолепный de bardeur .

Людмиле надо бы Руслана,

Да где ж Руслана мы найдем?

Вавилов был герой романа,

Но плут с ней окрестил вдвоём!

Ба! Вот и Лидочка – ребенок,

Хотят, чтоб им она была,

А этот милый постреленок

Давно смышляет жениха!

Ее maman – политиканка

Властям стремится угождать,

Она большая интриганка

И любит сплетенки сплетать .

Вот Расчектаевы трещётки.

Сверкая взглядами идут.

Я назвал их фамильей тетки,

А их Васильевы зовут.

Сердиты эти две сестрицы,

И гнев не любят свой скрывать,

Они большие мастерицы

Кричать, бранить и распекать!

Слыхал я будто после смерти

Душа совсем не в ад идет.

Что это басни - ад и черти,

А что душа в зверях живет.

Так Расчектаевы, конечно,

В породу кошек перейдут,

И уж тогда бесчеловечно

Они царапаться начнут.

Ну, так, Агнесса Куртукова ,

Здоровьем под нос всем курит.

И как тирольская корова

Своим дородством взор дарит.

Сестра её совсем другое,

Её Анеттою зовут,

Созданье, право, недурное,

И, право, мухи с нею мрут!

Аннета милое созданье,

Умна, собою недурна,

Жаль, не дано ей воспитанья,

Но виновата ль в том она?

Заботы о себе не знала

Она с младенческих годов,

И с малолетства испытала,

Что значит мачехи любовь.

Не дай Бог сироте - малютке

В науку к мачихе попасть,

Плясать по мачихиной дудке,

Ведь это сущая напасть.

Добра и мачиха иная,

Хоть мать так может заменить,

А эта мачиха такая,

Что с ней и чёрт не станет жить.

И ведь какая богомолка.

Готова жить в монастыре.

Да жаль, мужском, там больше толка

Она находит в псалтыре!

Однако же пора оставить

Нам эту кроткую змею.

А вот, позвольте вам представить

Из Вязников одну семью:

Был в Вязниках когда-то щеголь

Из всероссийских мужиков.

Толков писать про них был Гоголь,

А я, признаться, бестолков!

Ну, щеголь был, Сидоркой звали

Его и малый и велик,

Подчас Сидорку и бивали –

Собака был он – озорник!

Вдруг вздумалось ему за счастьем

В Сибирь с коробкою идти…

И вот с родительским согласьем

Сидорка наш уже в пути.

Пришел в Сибирь, товар распродал.

Барыш изрядный получил.

Чего ж зевать! В купцы он подал

И тотчас лавочку открыл.

«Постой-ка – золота поищем, –

Так думает Сидорка мой,

– Богаты будем, как отыщем,

А не отыщем, так домой!» –

Сидорка золото находит,

Григорьичем Сидорка стал.

Жену он барынею водит,

Чепец надеть ей приказал.

Одел и деток, по-господски,

Велел их грамоте учить,

Мы жили, говорит, по-скотски,

Хочу по-барски я пожить!

Дал дочерям образованье,

Кадриль умеют танцевать,

В перчатках ходят и в собранье – Приличье знают соблюдать.

Одна из них – как смерть с косою

Из гроба вышедший скелет –

Напоминает лишь собою

В Роберт – Диаволе балет .

Другая же, вторая дочка,

Вполне упитанный телец,

Та в отца, такая ж бочка,

Казак – девица, молодец!

А маменька, на чад взирая,

Взяла в рот сыру и жует,

И втихомолочку зевая,

Конца мазурки сонно ждет.

Пускай же дремлет беззаботно

Счастливого семейства мать.

А я представлю вам охотно

Других, кто может занимать.

Взгляните, как легко, свободно,

Танцует доктора жена,

Но жаль, что Лизавета Львовна

Немножко сухо сложена.

Она туда не выезжает,

Где надо decolletee бывать,

Зато искусством обладает.

Как лиф закрытый подбивать.

Взгляните как вяла, ленива

Наставница Николи Борк,

Она примерно бережлива,

В ея костюме изгнан шёлк!

А говорит она престранно,

Тут свист есть, щёлканье и трель,

Язык должно быть иностранный

Детям преподает мамзель .

Еще позвольте вам представить

Хоть мельком некоторых дам,

Они, чтоб партийку составить,

В собранье ездят по средам.

Фамильи их вам все известны,

Зачем мне их упоминать,

В собраньи комнаты так тесны,

Что всех неволей будешь знать!

Еще есть дамы – их немного,

Те любят в танцах моцион.

И среды соблюдают строго

В девятимесячный сезон.

В том польза есть, оно бесспорно,

Вам это скажет акушер,

Но ведь иной танцор проворный,

Уж не Польнер , а вольтижер

Толкнет вас под бок так усердно,

Такое выкинет вам па,

Что ваш драгой супруг наверно.

Не вступит в звание papa.

Две дамы эту страсть имеют,

Madam Вицинская одна,

Другая же – скрывать не смею, -

Monsieur Камвольского жена .

Теперь настройся моя муза,

Воспой двух ангелов – сестёр,

И да бежит от них сатира,

Приди хвала тебе простор.

Мои читательницы знают,

О ком хочу я говорить,

Иныя губки надувают,

Досадно им, но как же быть?

Все знают женскую натуру,

Кто лучше нас, - тот нам и враг,

Из умниц сделают вас дуру,

Перетолкуют каждый шаг.

Пускай же взводят небылицу,

Пусть зависть тешит сатану,

Но Верочку – балов царицу

И Мазаровича жену .

Не помрачит людская злоба,

Всё также будут хороши,

Умны, любезны и до гроба

Их не забудут здесь, в глуши!

Просить я должен извиненья

За смелость в женских именах,

Как быть, такия сокращенья

Всегда встречаются в стихах.

Итак, я дальше продолжаю:

Люблю я двух сестер парад,

В нем женский вкус я уважаю,

Невольно бросишь лишний взгляд.

Люблю я Верочки улыбку,

Ея взор умненький, живой,

Блажен, кто словит эту рыбку

И назовет её женой!!!

Как хороша коса густая,

Ее роскошная коса!

Готова рифма ей чужая:

Ведь не коса, а чудеса.

Сестру её хоть судят строго,

Но ей хвала и от врагов,

А я одно скажу, что много

Видал я миленьких зубов,

Но не видал зубков подобных,

Зубков таких как у нее,

Таких малюток, белых, ровных

И остреньких, как лезвие.

Скажу о сёстрах громогласно

И скажет каждый кавалер,

Одна как женщина прекрасна,

Другая девушкам пример.

Теперь мы спросим Бутакову ,

О чём печальна и грустна,

А между тем прибавим к слову,

Зачем приехала она?

Она ни в карты не играет,

И не танцует, но сидит,

И видно ясно, что скучает.

Что на душе тоска лежит.

Как знать тоски ея причину,

Где жизнь души чужая нам темна,

Мы часто видим там кручину.

Где жизнь счастия полна.

О губернаторе с женою

Всего разумнее молчать:

Похвалишь – назовут лисою,

А не хвалить, так надо лгать.

Кого ж ещё нет между нами

Из здешних дам или девиц?

Читатель, согласитесь сами,

Нельзя же всех припомнить лиц.

Иных я даже и не знаю,

А, может быть, и не встречал,

Однако я припоминаю,

Кто мог бы украшать наш бал!

Ребенок милый, прихотливый

Полковник Мардашова дочь,

Ребёнок умненький, болтливый,

Ну, в мать покойную, точь в точь.

Ещё есть дамы и девицы,

Я их в собраньи не встречал,

Но летом, как ночные птицы,

Лишь только мрак вечерний пал,

Они толпами в сад приходят,

В аллеи дальния зайдут,

Там, как ночные тени, бродят,

Как звери от людей бегут.

Из Сен-Жерменского предместья

Семейство сосланных тут есть,

Лишенных прав, чинов, поместья

И в бунте потерявших честь .

Я сам слыхал, как их вчастую

Аристократами зовут,

Ну, признаюсь, насмешку злую

Аристократам воздают.

В посельщиках? Аристократы?

В питомцах Нерчинских дворцов,

О, красноярские Сократы,

Мудрей вы древних мудрецов.

Вот вам еще параграф цельный,

Я позабыл одну из дам –

Она дурна, как гриф смертельный,

Но справедливость ей отдам,

Что ручки, ножки в ней чудесны

Так хороши, что к нее нейдут,

Ее, как вам не безызвестно,

Софьей Платоновной зовут.

Теперь с высокопочитаньем,

Конечно, преданный вполне,

Горю я пламенем желаньем

Поговорить наедине,

О наших милых кавалерах,

О старичках, о молодых,

Об их привычках и манерах

И о танцорах записных!

В главе танцоров натурально,

Здесь не гусар и не улан,

Здесь Кандауров – он буквально,

Паркетный лысый ветеран.

Он мазурчик неутомленный,

Готов плясать хоть целый век,

Танцор всем обществом любимый,

Как добрый честный человек.

Вот немчик Гарф , учитель школьный,

Всегда довольный сам собой,

А вот страдалец добровольный

Трудится просто на убой

Паяц и акробат природный,

Лавреньев – танцевальный член,

Вот Латкин , купчик бездородный,

Таежных плутов Диоген,

Окончив в Pеter – schule науки.

В Сибирь стремглав он полетел

И, затвердив, как аз и буки,

Все то, что вычитать успел,

Себя учёным почитает,

А если с дамой говорит,

Роман ей наизусть читает,

Так книжным словом и пылит.

Вот Бострем , немец добрых правил,

Весьма неглуп, хорош собой,

Он родину свою оставил.

Он призван к суженной судьбой.

Других танцоров я не знаю,

Хоть каждый раз их вижу здесь,

Одно я только замечаю,

Что тут сословий многих спесь.

В Собранье членов очень много,

Но правду должен вам сказать,

Что баллотируют их нестрого,

Затем, чтоб кассу поддержать.

Я членов разбирать не буду,

А так о жителях скажу,

Конечно, многих я забуду

И тем, быть может, угожу.

Но, кто на память попадется,

О том нельзя не умолчать,

Язык нам для того дается,

Чтобы подчас и поболтать.

Во-первых, выведу на сцену

Страдальца от сердечных ран,

Которому не знают цену

Всё общество девиц и дам.

Он Адонис, но престарелый,

Разочарованный поэт,

Он здешних дам ценитель смелый,

Все ищет форм, которых нет.

Иной, быть может, меня спросит:

Кому ж я этот стих пою?

Тому, кто сор из изб выносит,

Я о Джунковском говорю!

Вот в перстеньке из бриллиантов

Гудима ревностью горит,

Не любит он иркутских франтов,

Он им невесту не простит.

Вот Кузнецов пресуетливо

Старается всем угождать,

Женат, конечно, он счастливо,

Но неудачно, так сказать.

А вот Пахомов – он ратует,

Кричит один за пятерых,

Когда же в бальчик он воюет,

Тогда бывает очень тих.

Вот Шпейер , всех девиц поклонник

А вот обжора Ездаков ,

А вот жены своей невольник

Любвеобильный Бутаков

Вот и Попов , он все скучает,

Зачем война на мир идет!

Война наборы учащает,

Набор доход ему дает.

Здесь тоже есть и иностранцы:

Подрядчик хлеба Каминер ,

И поправляющий финансы

Судья губернский Стадлер .

Есть и нахлебник у Стадлера

Масловский , секретарь суда,

Хоть незавидная карьера,

Но велика ли в том беда,

Когда в нём гений процветает,

Когда он твёрдо убеждён,

Когда он чувствует и знает,

Что быть великим он рожден!

Уф! Надоела, признаюся,

С мужчинами беседа мне,

В другой раз вами я займуся

Когда-нибудь, наедине.

Почти что всех я вас же знаю,

Могу словцо про всех сказать,

Но ведь бумагу я мараю,

Чтоб только скуку разогнать.

Аминь, аминь скажу скорее,

С тем панораме и конец,

Мне здесь тайга всего дороже,

Туда зовёт меня гонец.

Хвала тебе, мой Бутаков!

Издатель дивной панорамы.

Ты чудно типы дураков

Раскрасил яркими цветами.

И шел прямою ты дорогой,

И женский пол не пощадил.

Следил за нравами, за модой,

И ничего не пропустил.

Ты зорким оком замечал,

Что дамы так от нас скрывают:

Ты тайну дам всех узнавал,

Мужья которую лишь знают.

Хвала тебе за всех девиц,

Как чудно, смело их представил,

При чтеньи описи их лиц

В одну влюбиться ты заставил!

Чиновники, купцы, дворяне

До Non plus ultra хороши.

И наши Латкины, зыряне,

Твоим пером восхвалены.

Хвала тебе, хвала и слава!

Поэт! Хвалы тебе мои!!

Пишу тебе от сердца право,

И от души люблю тебя.

Поэма на 20 листах.

Автор посвящения «Панораме» М.А. Бутакова не установлен. Пожалуй, его внешне хвалебный отзыв о поэме можно назвать и ироническим. В отношении женщин того времени в дворянском обществе открыто в таком тоне высказываться не полагалось, сплетничали обычно в кулуарах. На эту непристойность, как кажется, и намекает неизвестный автор.

Латкин Николай Васильевич (1833-1904) в красноярском обществе являлся фигурой более, чем заметной. Родился вблизи Архангельска, на берегу Северной Двины, в заводе при деревне Вавчуга. Лесопильный завод принадлежал его деду по матери Баженину. Обучался дома, затем окончил курс наук в немецком Петропавловском училище Санкт-Петербурга. В 1852 г. уехал в Восточную Сибирь, где прожил 14 лет, в 1870 г. переселился на постоянное жительство в Петербург. Купец 2-й гильдии, золотопромышленник, ученый-краевед. Потомственный почетный гражданин, известный меценат. Член Красноярского подотдела Восточно-Сибирского отдела Императорского Русского географического общества, Енисейского Статистического комитета. Автор нескольких работ по географии, статистике и истории Енисейской губернии. Занимался изучением торговых путей сообщения, в частности, морского пути из Европы в Сибирь, развитием ее железнодорожного и речного транспорта, вкладывая в разведывательные экспедиции значительные средства. Удостоен малой золотой медали Географического общества за «Очерк Северной и Южной систем золотых промыслов Енисейского округа» (1869). Автор монографии «Енисейская губерния, ее прошлое и настоящее (1892); статей в «Горном журнале», в газетах «Новое время» и «Санкт-Петербургские ведомости», «Новости», «Новое время»; автор нескольких очерков и художественных рассказов. Составитель многочисленных статей для «Энциклопедического словаря» Брокгауза и Ефрона. Член Императорского Географического и Минералогического обществ; Общества для содействия русской торговле; Венского, Лейпцигского, Бременского географических обществ. С 1877 по 1881 гг. – городской и земский гласный в столице.

Как заметит читатель по приведенным выше материалам, у М.А. Бутакова и Н.В. Латкина были свои счеты личного и расчеты финансового характера. Оба и отстаивали независимость своего частного существования: один в «Панораме», другой в «Ответе читателя».

Литература: Знакомые. Альбом М.И. Семевского. 1867-1888. СПб. 1888. С. 90-91.

Собранье наше посещают

Не только члены из своих,

Приезжих много там бывает

А вот на выдержку из них:

Моряк в отставке, критик бальный,

Остряк старинный, цеховой,

От деда посланный в край дальний

Для прокормления с семьей.

Он вздумал делом здесь заняться:

Но где взять дело для него?

Ведь болтовня, надо признаться.

В делах здесь вовсе негодна.

На приисках он бани строил,

Машины вовсе он забыл,

Дела, как водится, расстроил,

Лишь голубями занят был.

Но есть пословица на свете,

Что счастье служит лишь глупцам.

Так моряк наш и в отставке

Знать, был угоден небесам!!

От дяди снова получает

Он деньги, с ними стол и дом,

На лаврах сладко засыпает

Да бредит вишнями сквозь сон.

«Ему тайга всего важнее,

Проснувшись, мыслит он, бледнея,

Его зовет туда гонец!»

Что должен ехать наконец.

Спокойны будьте, не уедет –

Чадолюбивый Б…в .

Ему тайга не благодеет,

Она не любит болтунов.

Моя глубокая признательность директору Государственного архива Красноярского края Сордии Ольге Робертовне за содействие в получении уникального документа – «Панорама» М.А. Бутакова, а также заведующей читальным залом Шестаковой Ксении Игоревны за помощь в поиске необходимых документов.

Автор: Тамара Семеновна Комарова, старший научный сотрудник отдела истории Красноярского краевого краеведческого музея